Глава четырнадцатая. Споры и ссоры.
Сезон Дождей набирал силу и входил в свою основную фазу. Жизнь в Галактике приобретала непредсказуемый характер. События шли не своим чередом, вводя сумятицу в общественные процессы, и только тёмная звезда безмятежно блуждал по просторам Галактики, как ни в чём не бывало, потому что не зависел от системы ни в прямом ни в переносном смысле. Его не пугали отсутствие горячей воды в кране, зловещее молчание светофоров, уныло припухший в кромешной темноте город, опустевшие вечерние улицы, хулиганы в подворотнях и даже вновь избранный президент, который предположительно должен был спасти человечество от апокалипсиса, хотя по внешнему виду человечество нужно было попутно спасать и от самого президента.
Надо отметить, что в период обострения теневых процессов участились случаи расторжения браков. Народ со страшной силой потянуло на свободу. Как в последствие признавались пострадавшие, от любви натерпелись все. Хотелось праздника и бесшабашного веселья. В следствии чего, бывшие влюблённые били посуду, портили фамильную мебель, матерно ругались и писали на стенах всё, что думали друг о друге, но не могли сказать вслух.
В такое революционное время Анжела и Антон собрались за покупками в местные магазины. Оксану нужно было собирать в школу, хотя по большому счёту, немногие верили, что очередной учебный год состоится. Но Анжела и Антон были людьми интеллигентными, образованными и не доверяли слухам, а тем более официальной информации. Мало ли о чём пишут в газетах или болтают на улицах. Ведь не могут же синоптики предсказать погоду, хотя делают это изо дня в день.
Солнечное утро не предвещало грозы и обещало быть мирным. Папа рассказывал девушкам о том, как отвратительно поют на галактической эстраде, что там совершенно нет талантов, а сплошь проходимцы, в которых вложили состояние крупные наркоторговцы и шулеры, обокравшие народ. Мама недовольно фыркала, возражая, что у каждого человека есть выбор, подразумевая, что всякий воспитанный гражданин может не употреблять наркотики и не слушать навязываемую сверху музыку, и утверждала, что настоящее искусство всегда найдёт благодарного слушателя. Против одного слушателя папа не возражал, соглашаясь с мамой, но вот о большем количестве вопрос стоял остро, в который время от времени вмешивалась Оксана, рассыпая брызги радужного смеха. Ей было смешно оттого, что папа вообще говорит. Обычно на такие походы он настраивался долго и молча, но в этот раз папу несло. Разговор плавно перешёл на другую тему, а именно на воспитание и на положение бывших военных в местах, где расформировывались целые дивизии, а истинные профессионалы оставались без работы до поры до времени. Потом они шли в киллеры и наёмники. А что им ещё оставалось делать? Больше они ничего не умели, а семью надо было кормить. На что мама отвечала тем, что хороших военных не увольняют и тут же берут на другую работу, да и вообще ждут повсюду с распростёртыми объятьями. Мол, нельзя ждать милости от природы и надо брать быка за рога. В общем-то, в целом мама не противоречила папе, и говорили они об одном и том же, но разными словами.
Вопрос воспитания прошёл юзом по всей истории взаимоотношения семейной пары. Анжела припомнила Антону все грехи, начиная от рождества Христова. Всплыло даже то, что его дед был ловелас и бабник, а также большой повеса и разгильдяй. Разумеется, Антон оказывал на дочь сугубо отрицательное влияние и вносил в стройную систему мамы совершенно чуждую и разрушительную струю. Впрочем, папа напирал на влияние улицы и рекламы, а мама была убеждена, что воспитание ребёнка находится в её крепких руках. Мама была по натуре очень либеральна. Она уважала мнение других и их выбор, но только до тех пор, пока это не касалось её территории, где она обладала абсолютным авторитаризмом и неограниченной властью.
Антон и Анжела спорили по любому поводу, даже по поводу одежды Оксаны. Антон наивно предполагал, что девочка, учитывая её право на выбор, может сама определяться с одеждой, на что мама категорически накладывала свою собственную цензуру и ничего вольного, а уж тем более вызывающего Оксане не дозволяла. Доходило до смешного. Девушки умудрялись так перессориться между собой, что расходились в разные стороны, и папа не знал, чью сторону принять. Он неуверенно семенил то за одной, то за другой. Дочь держалась независимо, хотя мать и попрекала её тем, что раз уж та находится у неё на довольствии и попечительстве, то должна безукоризненно исполнять все уставы и правила предписанные харчующимся. Папа, кстати, был из того же числа и должен был соблюдать предписания, к тому же он плохо учился в школе и совершенно не пользовался авторитетом в семейных кругах, хотя и оставался при этом доктором наук и талантливым учёным.
Как ни старался отец погасить семейные конфликты, ему это совершенно не удавалось, более того, он своим вмешательством раздувал всё новые и новые пожары в неугомонных женских сердцах. До сих пор стоит перед глазами их последний конфликт по поводу одного всемирно признанного писателя.
Однажды Оксана мучалась с чтением его рассказа и откровенно зевала, заражая всех окружающих. Папа, не долго думая, пришёл к ней на помощь. Он попытался сделать рассказ более живым и весёлым. Оксана в очередной раз увидевшая папу говорящим, начала смеяться и хлопать в ладоши. Чтение стало продвигаться в заданном русле. Впрочем, через пятнадцать-двадцать страниц выяснилось, что рассказ про войну, и смех Оксаны слишком уж ни к месту. Маме разумеется это не понравилось и она тут же раскритиковала папу на тот счёт, что из него постоянно льётся сплошной негатив. Антон возражал, приводя примеры, и действительно стараясь доказать жене, что рассказ написан слабо и не выразительно, на что Анжела тут же парировала тем, что автор всемирно признан в отличие от папы, который ко всему прочему очень плохо учился в школе. На взгляд мамы доводов, чтобы осадить мужа, было предостаточно. Но Антон уже был задет за живое.
- Тоже мне нашли писателя! Уровень изложения десятиклассника. Нельзя же заниматься таким подробным и бестолковым описательством, вплоть до ковыряния в носу. А стилистика? В одном предложении одно и тоже слово повторяется по десять раз. И такое дают читать детям, выдавая за образец письменного творчества. Уму непостижимо!
- Тебя не спросили, - ругалась мама. – Ты постоянно портишь мою стройную систему воспитания дочери своим бестолковым и абсолютно бездарным нигилизмом. А сам ведь шарлатан! Даже толком в школе учиться не мог. Диктанты у отличниц списывал и туда же судить об искусстве. Смешно. Сходи хоть прочитай пару книг для разнообразия, чтобы составить хоть какое-то впечатление о литературе.
- По-твоему я ничего не читал? Да я читал ещё побольше вашего, - не на шутку расходился папа и бил себя в грудь кулаком. – Какого чёрта детям в этом возрасте читать о войне да ещё в таком ужасном варианте? Всему своё время.
- Как видишь, ты так и не дорос до некоторых книг. Хочешь, чтобы и дочь оказалась на тебя похожа? Нет уж, уволь, мы уже насмотрелись на твой никчёмный облик.
Антон хотел было напомнить жене о своих учёных степенях и заслугах перед отечеством, но сдержался. Тем более, что в денежном эквиваленте заслуги папы казались весьма скромными и не столь выдающимися, как хотелось бы маме.
По странному стечению обстоятельств, славное семейство неординарных, но абсолютно разных личностей, вместо магазина посетило банкетный зал. Мама вскользь упоминала о том, что надо бы заскочить, поздравить подругу с очередной регистрацией. Папа как всегда возражал, Оксана занимала нейтральную позицию, хотя и склонялась в сторону банкета.
Войдя в помещение, Анжела с удивлением обнаружила, что вместо привычных хороводов вокруг пальмы все гости столпились около одного человека, которым на тот момент являлся я. И что греха таить, положение моё было не лучше папиного. В руке я сжимал детонатор, в голове творился полнейший хаос, Лис постоянно о чём-то мне страстно кричала, но я толком не мог разобрать слов. В тот момент мне почему-то казалось, что я просто обязан взорвать этот банкетный зал, чтобы навсегда покончить с браком и всеми несчастьями связанными с оборотной стороной любви. Я представлял себя эдаким исполином, избавляющим Галактику от несчастий. Для полноты ощущений не хватало только трубного марша и симфонического оркестра. Когда снайперы окончательно и бесповоротно взяли меня на мушку, я почему-то вдруг резко охладел к происходящему и выпустил из рук детонатор, который с грохотом рухнул на пол рядом со мной, вызвав облегчённый вздох гостей. Лис бросилась ко мне на шею, заливая меня горькими слезами радости и облегчения.
- Теперь тебя посадят, - тихо шептала она, - но я буду ждать, Григ. Как здорово, что ты не нажал эту злосчастную кнопку. Теперь всё будет хорошо.
- Нет! – страшным и не своим голосом прокричал я, заметив как кто-то из детей подхватил детонатор и пытается нажать на красную кнопку.
Мой истошный крик пронзил зал и казалось пролетел сквозь всю Вселенную навылет. Я как сейчас помню почерневшие лица людей, заметивших, как и я, малыша с ужасной игрушкой в руке, но было слишком поздно. Дальше всё происходило как в замедленной съёмке. Я, оттолкнув Лис, бросился к малышу, но тот успел привести детонатор в действие, и…пошёл снег. Он кружился в чарующем танце прямо под потолком. Гости подняли вверх глаза и долгое время не сводили с него глаз. Вместо обещанного взрыва на них откуда-то сверху сыпалось конфетти. Лис споткнулась и, потеряв равновесие, полетела на спину, я не успел её подхватить, но вдруг плавно остановилась в воздухе и поплыла, словно снежинка.
- Я же тебе говорил, что люди умеют летать, - философски заметил Антон и обнял Анжелу за плечи.
03:30 22/08
