Венские витийства и герои культурной табакерки
Книгой «Венские витийства» австрийское издательство «farce vivendi» открывает книжную серию на русском языке «farce vivendi – русская библиотека». Книга «Венские витийства» составлена по итогам Фестиваля «Russia today. Moskau an der Donau. (Москва на Дунае)». В сборник вошли тексты следующих авторов.
Стихотворные подборки Александра Андриевского (Киев-Краков), Ларисы Володимеровой (Амстердам), Ирины Дудиной (СПб), меламар (Мелани Маршниг) (Вена), Владимира Штокмана (Краков).
Поэтическое эссе Яна Павлицки (Краков) «Пополудне деревьев».
Рассказ Юлии Витославски (Вена) «Маленький Г.», рассказ Валентины Володарской (Вена) «Тихие нелегалы», рассказ Епископа Арсения (Зубакова) (СПб-Вена) «Ишимские караси», три миниатюры Анны Король (Краков), рассказ Игоря Смирнова-Охтина (Мюнхен) «Стародавняя история», маленький роман о любви к манекену «Анютины глазки Анечки» Сергея Спирихина (Вена).
Маленькая пьеса Александра Образцова (СПб) «Рука», пьеса Станислава Шуляка (СПб) «Змеи», пьеса-пасквиль Владимира Яременко-Толстого (Вена) «Гавниловка».
Составители книги – Станислав Шуляк и Юлия Витославски. Художник – Алексей Ильин (Москва).
ISBN 978-3-902603-00-5
Редактор «русской библиотеки farce vivendi» – Станислав Шуляк.
e-mail shuljak@peterlink.ru
Ниже приводится послесловие к книге, написанное одним из составителей оной Станиславом Шуляком:
Герои культурной табакерки
По выражению одного из участников Фестиваля «Russia today. Moskau an der Donau. (Москва на Дунае.)» (Вена, 11-13 июня 2006 г.): «Вена – великий город, из которого следовало бы изгнать присущий тому легкомысленный дух вальса и насадить взамен рваный ритм и кричащие диссонансы. Быть может, лишь тогда сей город вкусил бы хоть немного трагичности бытия и испытал бы некое ощущение реальности». Рецепт, возможно, жестокий. Даже безжалостный. Но что ж поделаешь, если русского человека, воспитанного в традициях Гоголя, Достоевского, Чехова и, соответственно, взыскующего смысла, правды, полновесности, всемирной отзывчивости, стоит ему впервые попасть в австрийскую столицу, весьма долго преследует ощущение нереальности, невсамделишности, игрушечности всего окружающего и происходящего. Вена – будто музыкальная табакерка, сложенная из камня.
Впечатление такой же табакерки производит и театр «Пигмалион» (директор театра – Тино Гейрун), где и происходило вышеупомянутое трёхдневное культурное действо. Заслуга в организации Фестиваля принадлежит практически полностью венскому профессору и литератору Владимиру Яременко-Толстому. Впрочем, в меру сил своих содействовали Яременко-Толстому издательница журнала австрийских анархистов Вали Гёшль, а также венская предпринимательница и литератор Юлия Витославски. Участниками же фестиваля, за вычетом автора данных строк, обитающего в Санкт-Петербурге, и Олега Ульянова-Левина из Москвы, были поэты, прозаики и другие деятели культуры, в разное время и при различных обстоятельствах эмигрировавшие из России.
«Русская культура в изгнании», по словам Владимира Яременко-Толстого... Возможно, всё же следовало выразиться осторожнее: в рассеянии. Ибо в нынешней культурной ситуации как в России, так и за пределами её, отнюдь не всегда следует усматривать чьи-то злые козни или происки. И перефразировав знаменитое бердяевское «русская душа ушиблена ширью», заметим от себя: Россия ушиблена не только своими размерами, но отчасти и недавним ещё многолюдством и посему расточительствует не только территориями – крымами, алясками и проч., но также своими художниками, поэтами, музыкантами, танцовщиками. Платоновское «без меня народ не полный» сменилось здесь на «сколько ни растрать, сколько ни истреби, всё равно ещё тесно будет», что, на самом деле, пожалуй, дурь, самообман и заблуждение. Ибо тесно, может, и будет, да только не от талантов. Ведь нельзя же живое да незаурядное гнать и замалчивать до бесконечности и уж тем более для самого себя без ущерба, ибо и всё попранное когда-то восстанет, а уж отринутое возьмёт и вдруг обрушится на головы гонителей сторицею – градом, ураганом, кислотным дождём.
Впрочем, стерильность собрания эмигрантских литературных витий была также несколько нарушена, с одной стороны, заочным участием петербургской поэтессы Ирины Дудиной, чьи дурашливо-непристойные и одновременно пронзительно-лиричные стихи представлены в данной книге, и петербургского драматурга Александра Образцова, представленного в книге короткой гротескно-метафизи-ческой пьесой «Рука», и с другой стороны, вполне очным и даже весьма брутальным участием в Фестивале чистокровного австрийца, основателя журнала «Винцайле» («Венская строка»), видного сексуал-анархиста Гюнтера Гейгера.
Близок был путь или не очень, но из польского города Кракова на Фестиваль в Вену прибыли аж целых пять участников оного. В том числе самостийный мистик Александр Андриевский, в прошлом киевлянин, ныне – краковский житель. Владимир Штокман, чья изрядно выцветшая, обрусевшая немецкость ничуть не мешает тому быть отменным лириком и литературным выдумщиком. Оба они – Андриевский и Штокман – представлены в книге небольшими подборками стихов. Анна Король, чьи три прозаические миниатюры, попавшие в книгу, будто бы сплав Франца Кафки с Гансом Христианом Андерсеном. Вообще же немало век минувший наплодил искушённых Кафкою. Едва ли не половина литературы рубежа веков – сплошной Кафка, на разлив, на развес и в россыпь. Вот же и автор данных строк, будто перескочив прямиком из гоголевской шинели да в кафкианскую тужурку, создаёт свою короткую пьесу «Змеи» как сумрачную квазикафкианскую притчу о страхе, об искажённом сознании (впрочем, «пражский гений» пьес не писал, аналогию можно, пожалуй, постараться и оспорить). Говорят, через некоторое время после прочтения Станиславом Шуляком в Вене его пьесы «Змеи» состоялось реальное нашествие невероятным образом расплодившихся змей на столицу Австрии. Спустившиеся с гор и находившие спасение от жары в венской канализации, они во множестве выползали на улицы и площади даже и в центре города. Пророчество? Вряд ли, конечно. Скорее уж двоюродная сестра его – случайность. Впрочем, ведь и случайности имеют свои предпочтения.
Поэтическое эссе Яна Павлицки из Кракова «Пополудне деревьев» в переводе Владимира Штокмана обращает память читателя к иконе, традиционно приписываемой Андрею Рублёву, «Троица»: три ангела под мамрийским дубом, принесшие их благую весть, Авраам и Сарра, пребывающие «за кадром», вино в чаше, струящийся свет, ликование кротости, праздник смирения... Не то, что бы католический взгляд (хотя, пожалуй, что и католический), но христианский, трепетный взгляд, взгляд всечеловеческий...
В рассказе епископа Арсения (Зубакова) «Ишимские караси» воссоздаётся среда русского духовенства, слышатся интонации Бориса Зайцева, а картины провинциальной сибирской жизни воспроизведены с очерковой бытописательской точностью и строгостью Владимира Короленко...
Рассказ некогда ленинградского/петербургского писателя из довлатовского круга (поколение трепачей, по меткому выражению некоего злого языка), а ныне – мюнхенского пенсионера Игоря Смирнова-Охтина «Стародавняя история» написан с мягким юмором и трогательной теплотой по отношению к двум его (рассказа) персонажам. Что особенно ценно, если вспомнить, что одним из персонажей является Никита Сергеевич Хрущёв.
В противоположность предыдущему автору Владимир Яременко-Толстой клокочет сарказмом. Персонажами его злой и остроумной пьесы-пасквиля «Гавниловка» являются известные петербургские литераторы Виктор Топоров и Сергей Коровин, да ещё критик Вячеслав Курицын, появляющийся в финале. Пьеса тематически и стилистически связана с другой короткой пьесой Яременко-Толстого «Куроёб», образуя с последней своеобразный абсурдистский диптих.
Одной из доминант поэтического раздела является подборка стихов писательницы и правозащитницы из Амстердама Ларисы Володимеровой... Мир с его кипящими страстями, в том числе социальными и политическими, прорывается в самые рафинированно-лирические стихи Володимеровой, придавая иным их строкам ноты отчётливых тревоги и напряжения.
В этот же раздел попали стихи литератора Мелани Маршниг афро-европейского происхождения, ныне изучающей романскую филологию в Венском университете. Несколько лет назад Маршниг дебютировала романом «Падение в ночь», о жизни венских наркоманов и драгдилеров. Экспрессивные, судорожно-лиричные, минималистские тексты Мелани Маршниг перевела Юлия Витославски.
«Венские витийства» – книга прежде всего для чтения, то есть для читателей. А не, положим, для удовлетворения амбиций её (книги) авторов. Посему разнообразие жанров в ней весьма приветствовалось. И в таком контексте рассказ известной «детективщицы» Валентины Володарской (Вена) «про шпионов» «Тихие нелегалы» в книге более чем уместен. Впрочем, конечно же, не про шпионов этот рассказ, совершенно другие материи трактуются в нём... Жизнь прошла в служении идее. А стоила ли эта идея того, чтобы положить на неё жизнь?
Нередко новая повествовательная стратегия возникает на стыке двух старых. Так в маленьком «романе о любви к манекену» «Анютины глазки Анечки» недавнего лауреата премии им. Андрея Белого Сергея Спирихина (Вена) слышатся голоса Эрнста Теодора Амадея Гофмана и одновременно Венички Ерофеева. Последним, конечно, отечественного читателя не удивишь, Гофман же нашею литературой последнего времени освоен (и присвоен) ещё не вполне. Бывающий трезвым лишь в самых исключительных случаях (в число коих Фестиваль не входил) литературный лауреат являет собой пример классического русского самоубийственного беспутства, впрочем, беспутства, освещённого латерною магика изрядного таланта.
Почти всегда очевидная в метрополии дихотомия – культура конформистская и культура маргинальная – в «изгнании», в рассеянии и уж тем более в «послании» (как в берберовском, так и в алешковском изводе последнего: «Не ностальгируй, не зови, не ахай. Мы не в изгнанье, мы в посланье... на х..!») нивелируется весьма существенным образом. В посланье маргиналами становятся все. Но исключения возможны. Центральный персонаж в рассказе наиболее социально адаптированной из всех перечисленных Юлии Витославски «Маленький Г.» – чиновник австрийского министерства. Некогда выпускница питерского филфака Витославски создает будто бы генрихманновский, сатирически-безжалостный и психологически выверенный портрет маленького министерского наполеончика. Изображаемая среда и люди известны Витославски не понаслышке, а за описываемом в рассказе стоят реальные люди и вполне конкретные, невымышленные их поступки.
Не все тексты, из числа прозвучавших на фестивале, в силу разных причин вошли в данную книгу. Не попала сюда пьеса-пасквиль Оксаны Филипповой «Все люди – сёстры», пьеса «Адский огонь, или Откровение Гантенбайна» Владимира Яременко-Толстого (любовный треугольник Ингеборг Бахман – Макс Фриш – Генрих Бёлль), монодрама Станислава Шуляка «Подполье», эссе Александра Соболева «Совок», нецензурные вирши Олега Ульянова-Левина, рассказ Юлии Витославски «Официант», стихи Гюнтера Гейгера в переводе Владимира Микушевича, дебютный рассказ Ангелины Прунч и др.
Фестиваль закончился, открывая дорогу новым проектам, новым начинаниям. Вот и данная книга из числа таких начинаний. Возникли предложения организовать аналогичный фестиваль в Кракове, в Амстердаме, либо опять же в Вене. Да и мало ли, какие ещё идеи придут в головы неуёмных «табакерочников» – участников и организаторов оного. «Всё возможное происходит, всё происходящее возможно».
«Да, скифы мы! Да, азиаты мы!» – некогда будто бы на века заклеймил русский поэт Александр Блок свой собственный этнос. Заклеймил и ещё приговорил, пожалуй. Приговорил к особенному пути («У России бы точно мог быть иной, особенный путь. Ежели бы, конечно, не русский народ». Станислав Шуляк). Скифы... Азиаты («Треснуло зеркало, в нём расползлось азиатство». Лариса Володимерова)... И ведь как в воду глядел Блок. Ибо скифско-азиатский мультикультурный мессидж, от которого уж половина мира возопила в ужасе или восхищении на разных языках и наречиях: «Русские, русские идут!» – практически всегда различим в вавилонском нашем многоголосии. Да к тому же и пришли уже. Со своим языком, со своими нравами, привычками и традициями. Со своими догадками и откровениями. Пока ещё никому не удалось опровергнуть некогда заявленную профетическую роль России в современном цивилизационном консорциуме. Могут, правда, возразить, что и самой-то России не удалось ничем подтвердить такую свою роль. И никакие отсылки к трагической российской истории или к великим российским именам здесь не будут производить должного впечатления... Что ж, на такой-то вот ноте – недоказанности, но и неопровергнутости, ни ре-диез, ни ми-бемоль, но что-то такое посередине меж теми – да оставим и мы читателя сей книги наедине с оной. Все наши сказки – лжи (а других мы и не знаем), но намёков в них столько, что сказки прочих народов меркнут пред нашими в скудости их и определённости...
Табакерка захлопнется, прервётся мелодия, музыканты спрячут скрипки и флейты в футляры, зрители разойдутся. Быть может, лишь до следующего года. Надо надеяться на то. Надо стараться, чтоб так оно и было.
Станислав Шуляк
