Полная Колыма
преобразила местность.
Выставив на штатив
точный теодолит,
я с высоты холма
обозревал окрестность –
сопки и прутья ив
между бетонных плит.

Практика - день-деньской
выпивка под сурдинку,
чтение, ход конём,
рейка, планшет, сигнал.
Прошлое над рекой
плотной стелилось дымкой.
Что я тогда о нём,
отрок безусый, знал?

Ржавые балки драг
молча смотрели в небо.
Целыми днями я
пялился в окуляр.
Архипелаг ГУЛАГ
в нём обнаружен не был.
Жался от комарья
каждый мой капилляр.

За упокой души
бывшего урки-брата
пил вездеходчик наш
неразведённый спирт.
Я же из той глуши
не помышлял возврата,
с музой, вошедши в раж,
первый затеяв флирт.

Юность давно прошла
синим дымком в распадке.
Вот уже белый снег
голову запуржил.
Дням моим несть числа,
только дела в упадке -
в степи, как печенег,
рвусь из последних жил;

в джунгли, как папуас;
в дебри, в поля, в пампасы!
Ветер или пурга,
плакаться не резон -
мне бы удрать на час
в лес над колымской трассой!
Муза моя – тайга,
жизнь – полевой сезон...