Приморский готический город
под натиском зимних штормов.
Плотнее запахивай ворот,
ступай между темных домов.
Валы ударяют о дамбу,
а где-то в высоком окне
играет виола да гамба
свой реквием вечной весне.
Из трелей серебряных терций
и звона надкрылий сверчка
меж нежною мякотью сердца
и волосом конским смычка,
над черною бездной Вселенной,
ломая привычный размер,
плетет канитель кантилены
в тенёта для диких химер,
играет, забыв осторожность,
несет несусветную дичь,
что жизнь – это шаг в невозможность
хоть что-нибудь в мире постичь.
Ухмылка вервольфа играет
в оскале реальных волков,
и нет ни конца и ни края
безмолвию средних веков.
За дерзость затей вавилонских
по взмаху владыки-руки
смешались, как в доме Облонских,
все мысли и все языки.
Ни слова, ни шага навстречу
не будет тебе. Потому
внимай же единственной речи,
понятной тебе одному,
дыши, и не думай о лучшей,
щемящие звуки лови,
познай в немоте не беззвучье,
но неизъяснимость любви!

…В мерцании масляной лампы,
у ада на самом краю
играет виола да гамба
прозрачную песню свою.