Александр Александрович, ваш телефон молчит,
и окно кабинета давно в ожидании ослепло,
вы прошли не спеша – мимо церкви Бориса и Глеба,
чтоб растаять навек в петербуржской белесой ночи.
Летний Сад опустел,
под сугробами белыми гнется,
ваш Пьеро поседел,
Коломбина уже не смеется,
и, накинув свой шарф,
Незнакомка прошла мимо окон…
Ах, как жаль, ах, как жаль –
вы далёко, далёко…
В балаганчике шум и веселье, и чья-то тоска.
Красным клюквенным соком сочатся открытые раны,
собрались все актеры, и ваше отсутствие странно,
как в песочных часах отсутствие струйки песка.
Обойдем кабаки,
и отыщем ту тихую пристань,
выпьем с легкой руки
и закусим остатками истин,
и добавим еще,
если мало покажется это,
Горячо, горячо…
далеко до ответа.
Белый венчик из роз осыпает свои лепестки.
Все двенадцать апостолов замерли в скорбном молчании.
Почему-то стихи, как и звезды, приходят ночами,
оттого-то стихи, как и звезды, нам очень близки.
Мы придем в Летний Сад,
и отыщем чужие надежды,
и Пьеро будет рад
танцевать с Коломбиной, как прежде.
И, накинув свой шарф,
Незнакомка пройдет мимо окон.
Ах, как жаль, ах, как жаль -
вы далёко, далёко…