Простылое утро.
Промозгло и мглисто.
Не видный в тумане ни чёрту, ни богу,
Шарманщик,
Поджав деревянную ногу,
Тоскливо глядит на бристольскую пристань.

Просоленный морем, обветренный профиль.
Седины подвязаны пёстрой тряпицей.
Потёртый сюртук.
Полинялая птица
Приникла к плечу запятой-апострофом.

Напрасно, шарманщик,
У старого мола
Ты третье столетье стоишь изваяньем.
Напрасно ты ищешь
В портовом тумане
Стремительно-птичий обвод "Испаньолы".

Она не вернётся.
Иглою бушприта
Не вспорет холодную серую темень.
Прошло твое старое доброе время.
Сокровище Флинта
Давно позабыто.

Где ныне прожжёные авантюристы,
Кто брал каравеллы судьбы в абордаже?
Таинственный остров
Пошёл с распродажи.
Теперь там отель,
Казино
И туристы…

Мы стали ленивы.
Расстались с крамолой.
И даже, как будто, уменьшились ростом,
Как этот норд-остом истрёпанный остов,
Что некогда звался
Твоей "Испаньолой".

Шарманщик молчал,
Лишь вздыхал сиротливо,
И щурился старчески-подслеповато,
На серые валики облачной ваты,
Скользящие вдаль над волнами залива.

Светило всходило
Над сирым кумиром,
И ручку вращали усталые руки,
И плыли унылые звуки "Разлуки"
Над людом,
И молом,
И морем,
И миром.

И падали
Пенни
В раззявленный раструб
Заношенной шляпы,
Как спелые сливы,
А белая птица
Хрипела тоскливо:
- Пиастры…
Пиастры…
Пиастры…
Пиастры…