Чем подробней память – тем длиннее жизнь,
которую можно количеством джинс
измерить, что износил в процессе.
Годы – это шкала, где можно по Цельсию,
а можно по Реомюру.
Главное – что ты жив, а не умер.
Вот мои первые джинсы –
было носить их в кайф! –
почти до дыр потертые «Супер Райфл»,
белесые, с карманами-зипперами.
Все девицы в восхищении замирали,
когда я шёл мимо,
длинноволосый а'ля хиппи,
где-то немножко недо, где-то немножко гипер.
Ах девчонки наши, продвинутые подруги,
в чудном танце заламывающие руки,
слушавшие с нами «роллингов» и «битлов»,
движением бёдер расшатывавшие бетон
вечной стены берлинской
между чужим и близким.
Спасибо за тайны женского тела,
что мы изучали, переходя от теории к делу!
Потом были новые, небесного цвета «Lee»,
тогда я встречался с девушкой по имени Натали,
как в рассказе Бунина,
любил её с юным пылом.
Как хороша любовь, незамутнённая бытом!
Раздобывши карту Парижа,
мы бродили Латинским кварталом,
нам из окон пел Азнавур своим картавым
голосом, умоляя нас не расставаться,
рад стараться!
Затем были «Левис».
Я купил их у моремана.
Тогда я читал уже Гегеля и Ренана,
изучая жизнь бродяжника Иисуса.
Душа жаждала веры, ощущая её присутствие
во всём –
в хлебе,в вине, в плащанице ветхой,
и в этих штанах итальянских, вельветовых…
Если ленту памяти далее отмотаю,
вспоминаю фирменную «Монтану»,
а потом уже скопом неразличимым –
может, радоваться разучился?
Или это склероз?
Или другая мода?
Хотя вспомнить, конечно, можно,
да только обрадует вряд ли –
этот невыносимый
китайский фальшивый «Вранглер»!