Из Ури-Цви Гринберга

Ребёнку на ушко

Мальчик, рождённый в Сионе,
вечером в доме моём тихо прижался ко мне.
Милый, тебе расскажу сказку о том, как Машиах,
добрый, желанный Машиах шёл к нам, и как не пришёл.

Взрослым не стану рассказывать –
разве у взрослых сияют глаза твоей светлою верой?
Взрослые слушать не станут – им не до сказок,
Души их еле мерцают как закопчённый светильник,
чистой слезой ребёнка их не прольётся печаль.

Слушай же, я расскажу, тебя обнимая, о нём -
о Машиахе нашем...

Увы, он не дошёл...
Перелетел кровавые бездны, словно орёл,
долгие ночи и дни слышался шум его крыл.

В образе нищего в Яффо вошёл с тощей сумой –
пророчеством вскормлен, с мечом обручён.

Пахарем был он, под яростным солнцем шёл за сохой,
каменотёсом – камень для вечного града гранил.

Был он так близко, что слышался пульс его жил.
Как быстроногий олень – покоритель вершин –
все Иудейские горы он обошёл...

Лишь на вершину – подножие Храма – не встал, не ступил.

Вот он приблизился - пламенем гневным горит
царства корона как нимб над его головой,
огненный ключ от ворот Храма в руке...

Это – Машиах.

Кто же его повстречал?
Наши торговцы – насмешкой!
Что говорили ему? Слышал я, что говорили:

Шёл бы ты, странник мимо.
Ты не первый и не последний мечтатель о царстве Иерусалима.

Вот и стоим мы у входа в Город, чтоб вразумлять наивных:
Городу нужен не ты, а мешок с деньгами,
золото нужно, чтобы строить дома, торговать, насыщать человека...

Храм на горе? Царский трон? Что за вздор!
ЧтО Бар-Гиора нам твой? Ведь он не был богатым.
Нищий храбрец – это бандит, не герой.
Городу нужен покой, а покой стоит злата,
всё променяем на злато, страна не нужна...

Флаги британцев над стенами? Так веселей!
Правит араб на Священной Горе, не еврей.
Но тишина... Но покой...

Раскумекал?

И засмеялись.
Скорчился странник как от удара ножом.
И я задохнулся от боли.

Если бы нож ему в сердце с размаха всадили,
с этим ножом он бы прорвался сквозь них.
Но не ножом, а насмешкой его победили
наши торговцы.

Слышал я, как он хрипел окровавленным ртом:
где поколения тех, что так меня ждали,
звали вернуться от титовой арки – на царство?

И возопил он в отчаяньи: горе мне, горе...
ни одного не осталось от тех поколений...
Горе тебе, о Страна, на двух берегах Иордана!

И удалился Машиах, растаял вдали.
А куда он ушёл, не скажу, потому что не знаю.

Слышишь волкОв завыванье средь лоз Ханаана?
Может, он с ними?

Может быть, он затворился в самой заброшенной в мире
крепости - в древней Масаде...
Там он сидит без одежд, мыкая горе.
Солнце нещадно жжёт его плоть. Кровь, гной...
Тучи мух над его головой.
Только ночь утоляет солёными вЕтрами Мёртвого моря
раны Машиаха.

Или, быть может... Но ты никому не расскажешь -
он среди рёбер моих словно в клетке сидит и рычит
львом разъярённым, как будто вселился дибук.

Я кормлю его собственной плотью,
играю ему на виоле,
псалмов изливая печальные звуки...

А при восходе луны, что пророчит оливам, ему на угаве играю:

"Посмотри, как прекрасен твой вечный
Город, окутанный лунным сияньем, как в годы Давидова царства.
И поколения предков в длинных талитах с немеркнущим светом в очах
ждут Избавителя".

Дрожь пробирает меня,
в клетке рёбер моих он рыдает ...

Или нет...
Мощным орлом из долины Кедрона взлетел он,
сделал круг над священной горой и заплакал.
Я его видел, слышал клёкот орлиного плача.
Не это, не это ли знак, что надеждам – конец?
Знак, что рыдающей птицей с горой Мориа расстаётся
Царство, наследье...

Вот он закончил кружить и беззвучно растаял над морем.
Тьма поглотила свет.

Может быть, к титовой арке позорной вернулся,
тело в оковах как прежде влачить, с головой погружаясь
в кровавый колодец нашей судьбы...

Ибо – Машиах.

И снова на тысячелетья.
Увы.

Или... нет?


1930 г., униженный Иерусалим.

=======
Текст оригинала и ссылки на аудокомментарии р. Зеэва Султановича здесь:
http://jerusalem-temple-today.com/perev/UZG/kamenev/polsky.uzg3.html#77