Это больше, чем сон, чем во сне нелюбовь Беатриче
или Данте, что, в сущности, здесь и не важно, но всё же,
остаются всегда после нас только ворохи листьев
и какие-то книги, и маленький ад, и треножник.
А потом я расту разноцветной высокой травой,
обнимаю твои полуголые тёплые ноги.
Я тебя оправдаю, единственный злой и живой
и с собой заберу с этой пыльной пустынной дороги.
Набери этот звон, где угодно - в своей голове,
в телефоне, вбегая в автобус, на поиске в Google-e,
потому как любой человек подобен звезде,
потому как везде остаются забытые люди.
Да, я к вам, господа, или как вас там лучше назвать,
к сожалению, все мы из мягкого красного мяса,
к сожалению, все мы привыкли чуть-чуть умирать.
К слову, кто-то из вас никогда не дойдёт до Парнаса
или как там у вас называется эта страна,
моя вера с цветными глазами в задрипанных буднях?
Я всегда говорил - важнее внутри тишина -
мои тихие дети, мои бесконечные люди.
Неизменно любой остаётся - вот с этим - один.
До меня уже было - мы делим постель и тревогу,
только смерть не разделим - ни с кем, никогда - на двоих,
но мы многое скажем, хотя и не скажем о многом.
Ну, а как там у вас называются звёзды и люди?
А я - просто сижу и курю вечерами в окно.
Да, вот так вот, курю вечерами в окно, но
моя Беатриче звенит в разноцветной посуде.
Погоди, человек, давай, помолчим, хоть немного -
что нам, в сущности, смерть – секунда у чёрной дыры.
Отчего же не петь и руками друг друга не трогать –
что нам, в сущности, смерть,
давай, помолчим, хоть немного
и в конце то концов зазвеним комком тишины.