Свечерело совсем. И по белой воде
заскользило каноэ. Июль был одет
в медный шёпот песка. Лебединая стать
как сюита для скрипки читалась с листа.
Замедлялось пространство и время, и вот
оказалось, что больше и нет ничего,
кроме глади, которую тронуть рукой -
всё забыть, обернуться тягучей рекой,
уходя между пальцев, как эта вода...

А луна примостилась на краешек ждать
то ль весла по реке, то ли рыбы-кита.

К тростниковому острову медленно так
кто-то плыл на каноэ, не зная беды,
и казалось: вся жизнь - Время белой воды.