Она — до дна одна. Таращится без смысла
В радушное окно троллейбуса, дрожа.
Услышав от бомжа: „Вино твое прокисло!..“ —
Не проглотить из слёз солёного ежа...

Дай Бог ей хоть на миг опору... Нет — перила!
Что это за подъезд? В глазах вода... вода...
Она тем и жила, что царственно дарила
Клошарам при лаптях — с обувкой города.

Они учились есть, прихлёбывая тише,
Они забыли — как! — ей кланялись тогда,
Пообтесавшись чуть, смотря в прицел фетиша,
Они ещё звонят, мол, «горе — не беда».

В ответ она молчит... Прилежно „воспитует“.
Не копию... Но тон, манера, запашок! —
Он без отца растет. Он кушает. Бунтует.
И, как отец, в обед ослабит ремешок

На дырочку одну... Он главное творенье!
Да разве это груз? Полжизни, но какой!
Борьба за жизнь двоих в ладонях у смиренья
И взмоленных ночей предутренний покой.

Забыто место, где зарыт оклад таланта,
На загнанных коней перевелись стрелки,
И падает слеза на „крестик“ фолианта.
...А где-то на земле есть рая уголки.



©2007