Шел дождь. Моя жена рожала.
Я шил рюкзак, и стук моей машинки
Перекрывал негромкий стук зубов.
Я торопился, чтоб уменьшить боль
Для всех троих, но дождь все не кончался.
Я нервами сшивал куски капрона,
Нога педаль вжимала до упора,
И это продолжалось. Странный способ
Молитвы Богу с помощью машинки.
Нога тем временем вросла в педаль и скорость
Я регулировал одним усильем мысли.
Хотя про мысли кажется, что ложь. Их не было,
А было - дождь и роды.
Машинка грызла материал и время.
День постепенно смешивался с ночью.
Я оплавлял хвосты. Дрожали руки,
Металось пламя. Это, как ни странно,
Следов на рюкзаке не оставляло.
Потом я понял: вопреки обычью
Нить не рвалась, стежки не пропускались,
С листами пенополиэтилена
Стропа сшивалась без больших забот,
И все куски (вот небывалый случай)
Состыковались. И еще я понял.
Еще я понял, что рожал не я,
Что очень удивило. Но пока
Все это продолжалось. Я кроил
Карман, и раскаленный до бела
Нож разрезал капрон, цепляя пальцы,
Но боли не было. Наверно в это время
Жена кричала. Это продолжалось.
И ночь, и стук машинки, дождь и роды.
Все это продолжалось бесконечно.
Но вдруг закончилось. Я осмотрел работу
И с изумленьем понял, что смогу
Уснуть. И в это же мгновенье
Дождь прекратился, и родился сын.
Дежурный врач сшивал жену вручную,
И утро предстояло после ночи.