Ой-ёй-ёй-ёй, сынок! Не велела мне мать
да на службу военну тебя отпускать.
А я, дурень старой, не послушал её:
лишь кивал головой, а творил, знать, своё.

Мне хотелось, сынок, чтобы ты поскорей –
за короткий, за срок - стал сильней и мудрей.
Своей помочью видеть хотел тебя я.
Обернулась изнанкой задумка моя.

Ё-о-о-о, колкое жнивьё,
ё-о-о-о, горюшко моё.

В час, когда навалился последний твой бой,
сбились мутные тучи над нашей избой.
И метался под ними надтреснутый стон,
будто знак нам давал, что попал ты в полон.

А когда распинали тебя палачи,
залетел к нам во двор чёрный ворон в ночи.
Он до зорьки нам с мамкой уснуть не давал:
вражьим покриком что-то гортанно кричал.

Ё-о-о-о, лютое зверьё,
ё-о-о-о, горюшко моё.

Что ж я сделал, сынок! Не велела мне мать
да на службу военну тебя отпускать.
А я, дурень старой, не послушал её:
лишь кивал головой, а творил, знать, своё.